— Сапоги тоже снимай! — подстегнул я второго. Без обуви даже по мощеной улице не очень-то побегаешь, а мне, похоже, придется немало побегать, пока ситуация не прояснится.
Кстати, неплохо бы кое-что предпринять для ее прояснения. Есть у меня где надо один корешок. Фронтовой друг.
Выхватив одежду из рук вышибалы, я затряс того за плечо:
— Скажи Лансу... сержанту Лансу из Штурмполиции... что на Пойнтера напали. Убить кто-то хочет... Очень хочет! Ее — тоже они!!! — я мотнул головой на труп девицы.
Он мелко закивал, скосил глаза на стволы стреломета, пляшущие у него под носом, и отрубился вслед за медбратом. Я плюнул в сердцах, но зато смог более-менее спокойно одеться, понадеявшись на благоразумие толстяка.
Как оказалось, зря. Пока я натягивал штаны и обувь, тот дотянулся до раковины ближней связи. По лестнице загрохотали сапоги.
Две стрелы в притолоку на десяток секунд охладили пыл охранников. Они умело распорядились временем, во второй раз двинувшись на приступ под прикрытием дубового стола из соседнего офиса.
Но и я не терял времени попусту: перезарядил стреломет, выдернув стрелу из настила, заехал сапогом в рожу толстяку и, обеспечив таким образом тылы, пошел на прорыв.
Охранники просачивались в помещение по краям стола, как тараканы. Похоже, у кого-то из них тоже был стреломет, потому что одна из девиц судорожно вспискнула и скорчилась, зажимая бок.
Этих-то за что! Я рванул ошейник ближайшей проститутки — заклятие разрядом кольнуло пальцы. Та резко прибавила в весе на полдюжины фунтов и в возрасте на целую дюжину лет, осоловело хлопнула ресницами, оглянулась и испустила оглушительный визг. На пару секунд все застыло в немой сцене.
Мне хватило этого времени как раз на то, чтобы пробежать вдоль скамьи, срывая ошейники. Спустя мгновение визг удесятерился. Мигом обретя разнообразие, золоченые куклы заметались во всех направлениях, снося по пути охранников и рикошетируя от стен и ударов дубинок. Про меня все как-то забыли. Оно и к лучшему.
Через стол, торчком вставший в дверях, удалось перемахнуть одним прыжком с опорой на руку. По ту сторону как раз кстати случился еще один вышибала. Приземлившись ему на спину — только ребра хрустнули, — я скатился вниз по лестнице, словно файрболл из катапульты, миновал приемную с дорогой ухоженной секретаршей и выскочил на улицу.
Остановился я только через пару кварталов — провертеть стрелой новые дырки в ремне. Все-таки и меньший охранник был куда жирнее меня. Зато кошелек на его поясе оказался значительно толще моего собственного. Содержимое тянуло на три с лишним золотых, да все полуунциями и четвертаками.
Моя военная специальность — программирование кадавров — не слишком-то сытно кормит на гражданке. А на ветеранскую пенсию, четверть меканской унции в месяц, в Анариссе можно прожить два дня. Полторы сотни золотых на полную регенерацию зрения да двести восемьдесят на пластику лица этак не накопишь. Зато иногда выпадает лишний золотой за наладку ценного кадавра. Он и идет в дело в первый же свободный день, как сегодня...
На ближайшем перекрестке я опять поймал в кармане юркую руку разносчика. Вывернул наружу, разжал ладонь. Обычный рекламный спам — амулеты фастфуда, сезонных распродаж, лекарей и публичных домов. Ну уж нет, хватит мне на сегодня всех этих радостей. Особенно последней разновидности...
С утра-то в моем кармане нашлись сразу три заказных амулета борделей: дешевый, в шесть унций, от «Все, что изволите», и два по полному золотому от «Совершенства» и «Лесной лужайки».
Первый я, не раздумывая, кинул в окно. На лекарства потом больше уйдет. А выбрать из двух других оказалось труднее. На прилагательное «эльфийский» самими эльфами наложен коммерческий запрет. Весьма жестко соблюдаемый. Так что желающим приходится обходиться намеками, ассоциациями — из чего стиль заведений тем не менее вполне ясен. Правда, в «Совершенстве» сквозил еще и садомазохистский акцент...
Решившись, я потер ребром золотого амулет «Лесной лужайки». Монета наполовину ушла в оправу, а на стене фиолетовым контуром замерцал портал, пробежала рябью световая реклама, и из стены выступила заказанная девица. Когда она отработает, монету вгоняют в амулет до конца, и портал открывается вновь, чтобы вернуть проститутку.
Дальнейшее уже известно...
Забытый за мрачными воспоминаниями разносчик задергался, выкручивая руку из моей лапищи.
— Ты чего, дяденька? Я в своем праве, не из кармана, а в карман! — возмутился мальчонка. — Законная работа!!!
Ага. Только навыки те же, что у карманника. Но вот такой-то мне сейчас и нужен.
— Пол-унции заработать хочешь?
— Кто ж не хочет! — шмыгнул носом разносчик. — Если без грязи и мокрятины!
— Все чисто, — заверил я. — Сержанта Ланса знаешь?
— Обезьянью лапу? Кто не знает!
— Его самого. Передай, что Пойнтер ждет в шесть на обычном месте. Усвоил?
— Как же! Собачий глаз... — ухмыльнулся он, но тут же поправился: — Пойнтер, в шесть, на обычном месте.
Я дал ему подзатыльник и вытащил полуунцию с осьмушкой из кошелька. Малый, не удивившись, распределил их обычным образом: полуунцию за щеку, осьмушку в свой кошель. И отчалил — только пятки засверкали.
Это теперь меня зовут Джек Догай Пойнтер. Или Пойнтер-Собачий Глаз. Раньше это было не смешно. До войны, когда у меня имелись оба глаза, и ни один из них не был собачьим...
Так что теперь не смешно только мне. Пойнтер — не кличка, а клановое имя. Впрочем, где теперь тот клан... Там же, где мои собственные глаза и прочие прелести довоенной жизни.