Гоблин без стеснения отвернулся и пошел к ближайшей дыре, ведущей внутрь самого большого строения. Решиться следовать за ним оказалось на удивление легко. А вот проникнуть в святая святых шедевра архитектуры зеленявок — куда труднее. Дыра оказалась немногим больше меня самого, застрять не застрянешь, но и в рост не пройдешь, как ни согнись. Поначалу я попробовал присесть на корточки, но и такая попытка сохранить человеческое достоинство перед хозяевами дома окончилась неудачей. Пришлось-таки опустился на четвереньки.
Так я и вполз под своды исполинского однообъемного купола, лишенного каких-либо поддерживающих колонн и конструкций. Несущая оболочка, столь неопрятная снаружи, изнутри выглядела пугающе четкой и аккуратной. На свежий взгляд интерьер гоблинского обиталища поражал своей регулярностью, и поражал неприятно. Уж на что ко всему привык, но тут растерялся малость...
Не то чтобы я прежде в гоблинятнике не был. Мы, клановые пацаны, и не в такие демоновы прорвы на спор лазили. Не всем и обратно-то выбраться удавалось. Ну так канализация даже взрослого огра сжует без остатка, не то что мальчишку человеческой крови. Ремонтные бригады туда без пары бочек «ведьминого студня» да огневого тумана не суются.
Так что гоблинятники — это для новичков. Правда, туда мы забирались днем, когда все рабочие особи с тим-лидерами на подрядах, а самки в спячке. Храп и запустение. Сейчас совсем другой расклад.
Да и одно дело — городской, цивилизованный, можно сказать, гоблинятник, в котором проглядывают отдельные черты склада там или казармы. И совсем другое — гоблинятник меканский, дикий, в чем-то даже первозданный, не искаженный всепроникающим влиянием многорасового Анарисса.
Купол, обычно с трудом втискиваемый среди прямоугольных городских стен, здесь в полную силу затягивал взгляд опрокинутым водоворотом спирального плетения ярусов. Наискось пересеченные несущими поперечинами, горизонтали образовывали в толще стены бесчисленные норы-гнезда, отчасти уже заполненные обитателями. В плетеных коробах-инкубаторах у подножия купола зрели кожистые увесистые яйца наподобие свиных.
Некстати вспомнились байки о том, что простакам на анарисских рынках зачастую продают их вместо супоросых. И еще хорошо, если невезучему покупателю яйца на выведение поросят нужны. Гоблин вне роя вылупиться в полном разуме не может и попросту быстро дохнет. Хуже тем, кто снедь к обеду берет...
Оставалось надеяться, что на закусь к таинственному «клюканию» не яичница.
Да нет, не должно бы. Пусть зеленокожие и склонны к каннибализму, но только к посмертному. Правда, опять же поговаривают, что доминирующие самки поедают стерильные яйца товарок, не вышедших в стадию имаго. Но тут чего не знаю, того не знаю. И надеюсь в подробностях не узнать!
Небо в центральном продухе потемнело окончательно, лишь в западных проемах еще теплился закат, но добавить света был уже не в силах. Скорее наоборот. Тем заметнее вступало в права собственное освещение гоблинятника. Склизкие гроздья грибов по стенам, днем неприметно-серые, налились желто-зеленым сиянием.
Этот ли, другой какой неприметный для меня сигнал послужил причиной начала застолья, но именно с переменой света в зал пожаловала процессия. Иначе и не назовешь шествие, словно в насмешку исключительно походившее на вынос какой-нибудь Реликвии в Храме Победивших Богов.
Торжественно, как жрецы, зеленявки длинной вереницей втекали внутрь своего обиталища. Каждый что-нибудь нес — бурдюк, плошку или что-то еще. В тишине, внезапно наступившей после всеобщего галдежа, их немое движение смотрелось довольно устрашающе. Да и дурашливые обычно физиономии стали торжественны и мрачны.
Стайка гоблинят метнулась наперерез процессии к возвышению в центре зала. Каждый тащил свернутую циновку, причем все они казались куда чище иных, виденных здесь раньше. Когда рулоны развернулись, оказалось, что полотнища вдобавок изукрашены несложным узором — повторяя рисунок свода, на них закручивались спирали из бурых и грязно-зеленых ломаных линий.
От дальней стены другая группа зеленокожих потащила навстречу шествию что-то массивное. Эти были, наоборот, рослые, под четыре фута, и несколько менее торжественные из-за увесистости груза, пока что скрытого под рогожей. Да и двигались мелкие громилы куда быстрее, торопясь успеть к возвышению раньше процессии.
В момент, когда носильщики достигли своей цели, гоблинята сдернули с их ноши грубую ткань. Возвышение посреди гоблинятника, застеленное циновками, увенчалось главной утварью грядущего пира. Что я там прикидывал на тему того, что зеленокожие меня и носом в корыто пристроить не постесняются? Ошибки не случилось. Именно что в корыто. Здоровенное, побольше поилки для рогачей, но поменьше слоновьей.
В один голос весь гоблинятник возопил: «Клюка!!!» — с ударением на первый слог. Чуть уши не заложило после предшествующей тишины. Хорошо, не дала дернуться фронтовая привычка к внезапным аркналетам и сигналам об их начале. Всеобщий вопль, ритмично повторяясь, слился в единое: «Клю-ка! Клюка! Клю-ка!»
Наконец историческая встреча выпивки с тарой состоялась. В корыто под нарастающее скандирование почти одновременно слили содержимое всех бурдюков. Мутноватая, но все-таки прозрачная желто-бурая жидкость выглядела не слишком привлекательно, но и явного отторжения не вызывала. Как, впрочем, и ассоциаций с выпивкой, невзирая на вполне различимую ноту спиртного в запахе. Скорее в наличии было сходство с наваристым бульоном, особенно из-за разнесшегося по всему помещению крепкого грибного духа.